Два пути из третьего мира в первый: как похожие страны, Сингапур и Гонконг, преуспели совершенно разными путями

Многим кажется, что Сингапур и Гонконг – страны-близнецы. Но это не так: оболочка похожа, а начинка разная: пути этих бывших колоний к благополучию оказались противоположными

Есть две страны, которые в конце прошлого века сильно удивили мир. Обе – бывшие английские колонии, населенные на ¾ китайцами. За последние 50–60 лет они перепрыгнули из третьего мира в первый и сегодня делят 1 и 2 место в рейтинге экономически свободных стран и не перестают соперничать за звание мирового финансового центра.

Многим кажется, что Сингапур и Гонконг – страны-близнецы. Но это не так: оболочка похожа, а начинка разная: пути этих стран к благополучию оказались полностью противоположными. Гонконг откликнулся на предложение старой Европы принять обкатанную модель экономического успеха, основанную на демократических институтах и ценностях, и в результате трансформировался изнутри. А Сингапур, освободившись от колониального ига, выбрал уникальный путь, по которому страну повел своей жесткой рукой Ли Куан Ю.

В Сингапуре есть большой Birds park, куда обязательно приходят туристы, потому что в этом парке птицы живут как будто на свободе: никаких тебе клеток и обрезанных крыльев. Птицы перелетают с дерева на дерево, купаются в брызгах водопада, при этом всегда сыты и дружелюбны к туристам. И не все туристы в этом раю замечают сетку, натянутую над парком на высоте 9 метров. По сути, весь парк – это большой вольер. Как и сам Сингапур, в котором благополучие обеспечивается жестким законом и капиталом иностранцев. Но убери высокие штрафы, большие тюремные сроки и патернализм, останется ли Сингапур Сингапуром?

Гонконг другой. Там нет по-сингапурски чистых улиц и упорядоченной жизни, штрафов за жевание жвачки и телесных наказаний нетрезвых водителей. Зато есть инициатива и творчество (у ресторанов Гонконга 64 звезды Мишлена против ни одной у Сингапура), которые однозначно коррелируют, в том числе и с внутренней бизнес-активностью. Потому в ТОП-100 миллиардеров 2016 года от Forbes – четверо гонконгцев (на 20, 31, 58 и 65 месте), в то время как первый сингапурец в списке миллиардеров встречается только на 151 месте. Также Гонконг демонстрирует один из самых высоких показателей доли молодых бизнесменов в общей массе – 45% против 30% у большинства других высокоразвитых стран.

Давайте присмотримся к этим странам поближе, чтобы понять и примерить на себя их путь. Сравнивая, будем обращать внимание на качественные отличия, которые определили результат – трансформация снаружи и изнутри.

Человеческий ресурс

Сингапур и Гонконг – многонациональные страны, в обеих преобладают китайцы. Однако формировался состав населения по-разному, что сыграло хоть и не первую скрипку, но важную роль в определении направления развития государств.

Гонконг, благодаря близости к Китаю, пережил несколько волн притока мигрантов, которые бежали с материка в поисках политической стабильности и экономических возможностей. В большинстве своем это были экономически активные люди, которым было, что терять или приобретать. Первый «транш» мигрантов из Китая прибыл в первой половине ХХ века, когда Китай переживал затяжную гражданскую войну и приход к власти коммунистической партии. Так, население Гонконга выросло с 400 тыс. в 1918 году до 1,6 млн в 1941 году. За время войны население Гонконга заметно сократилось, и здесь весьма кстати пришлось возвращение коммунистов к власти в континентальном Китае. Место второй волны миграции из Китая в 1950-е году в истории Гонконга емко определил Ли Куан Ю, автор сингапурского экономического чуда:

«Когда коммунисты «освободили» континентальный Китай в 1949 году, в числе 1–2 млн беженцев из Китая в город прибыли некоторые из лучших предпринимателей, специалистов и интеллектуалов из Шанхая и провинций Чжэцзян, Цзянсу и Гуандун. Именно они сформировали ту широкую прослойку талантливых людей, которые с помощью наиболее инициативных и находчивых китайских рабочих, решивших, что лучше покинуть Китай, чем жить под властью коммунистов, сделали Гонконг одним из самых динамичных городов мира». Шанхайские текстильные магнаты создали текстильную промышленность Гонконга, с которой, как и в других странах Азии, начался экономический бум.

Сингапур не получал подарков с неба в виде полутора миллионов креативных и предприимчивых китайцев. Поэтому на старте пришлось работать с тем, что было: 75% китайцев, которые планомерно переселялись на остров с середины ХIХ века, остальные 25% – малайцы и индийцы. Была у сингапурских китайцев одна невыгодная особенность, вызванная спецификой британской политики. Нуждаясь в дешёвой рабочей силе, власти метрополии до конца ХIХ века поощряли иммиграцию из Индии и Китая, благодаря чему за 30 лет (1830-1860) количество китайцев увеличилось на треть. Следствием такой миграционной политики был приток в страну низкоквалифицированных трудяг.

После получения независимости население острова начало быстро расти благодаря притоку иностранцев из разных стран мира.

Дочь и падчерица одной метрополии

Сингапур и Гонконг – постколониальные страны, которые развивались в составе Британской империи около 100 лет. Но качество отношений с метрополией у них было разным.

С одной стороны, причиной тому было отношение Британской империи, которая отвела в своей истории Гонконгу и Сингапуру разные роли. Другой причиной стал разный отклик двух стран на попытки метрополии расширить свое присутствие на их территориях.

Гонконг оказался в составе Британской империи после первой опиумной войны (1841 год): сначала Англии «в вечное владение» был передан полуостров Коулун, а без малого 60 лет спустя она добилась права на 99-летнюю «аренду» остальной части современного Гонконга. Благодаря удачному географическому положению, Гонконг выполнял роль грузоперевалочной базы Британской империи в Юго-Восточной Азии, а к началу ХХ века стал главной британской военно-морской базой на Тихом океане, где постоянно базировался Восточный флот. Однако по факту Гонконг быстро превратился в форпост британского проникновения в Китай.

Осознавая, что договор об аренде острова не вечен, и в 1997 году он вернется в альма-матер, англичане решили подготовить почву, чтобы сохранить канал влияния на Китай и после официальной потери власти над Гонконгом. Поэтому на территории Гонконга с первых лет английского господства, началась инсталяция западноевропейских институтов и ценностей. В 1843 году здесь была создана отдельная законодательная власть, а в 1865 году провозглашено равенство для всех жителей колонии и их подсудность британским законам. Словом, метрополия не только использовала территорию Гонконга для реализации своих прямых интересов, но и запустила процесс внутренних преобразований.

Сами жители Гонконга реагировали на интервенцию европейской системы управления позитивно. Скорее всего, легкому принятию колониальной политики (особенно после войны) способствовало отсутствие значительного количества коренного большинства на острове. Мигранты, населившие остров после войны, были больше озабочены тем, как устроить новую жизнь, чем бросить вызов правительству. В Гонконге не случалось антиколониальных выступлений, а британская система образования, правосудия и управления успешно инсталлировалась в новое китайское общество.

Колониальная история Сингапура проходила в составе колонии Стрейтс-Сетлментс и длилась 80 лет. За это время он, как и Гонконг, стал важным морским портом, однако не трансформировался в сторону демократических ценностей. На момент ухода англичан из Сингапура его называли фортифицированным болотом. Фортифицированным – потому что там находилась английская военная база, а болотом – потому что это была совершенно неразвитая в экономическом и социальном отношении территория. Причин тому было несколько.

Сначала Британская Ост-Индская компания, с помощью которой Лондон осуществлял колонизацию Востока, сосредоточилась на извлечении прибыли из торговли, игнорируя социальные и административные проблемы населения. После создания муниципалитета в 1887 году в городе начали наводить внешний лоск: строили здания, прокладывали дороги, начали решать проблему опиумной зависимости бедного населения. Однако все это было внешней шлифовкой, которая не меняла внутренней сути: китайское население по-прежнему сохраняло сильную ментальную связь с континентальной родиной. Поэтому со времен Первой мировой войны вплоть до получения Сингупаром независимости китайцы здесь постоянно бунтовали против власти метрополии, а по сути, чуждого им образа жизни и ценностей.

Колониальный период истории Сингапура закончился обретением независимости в 1965 году, а Гонконг в 1997 году вернулся в состав КНР.

Патернализм и меритократия vs реактивное вмешательство

Еще одно качественное отличие в истории развития двух стран связано со стилем управления, выбранным властью каждой. По сути разный подход к «работе с электоратом» определил вектор развития политического сознания населения и формирования ценностей.

Гонконг победившего невмешательства

В конце ХIХ века генеральный инспектор школ в Гонконге Э. Дж. Айтель сказал: «Бездумная и щедрая помощь бедным слоям населения будет привлекать в провинцию Кантон (старое название города Гуанчжоу – ред.) маргиналов и профессиональных попрошаек». С тех пор здесь на том и стояли.

Британская власть положила в основу своего правления в Гонконге 2 принципа:

• минимальная социальная государственная помощь,
• позитивное невмешательство.

Заодно было задано поступательное движение в сторону демократии.

Колония Гонконг обрела что-то вроде конституции очень рано даже по меркам Европы: в 1843 году королева Виктория своим письменным патентом утвердила создание в Гонконге отдельной законодательной власти, парламента, который там назывался Legislative Council of the Hong Kong Special Administrative Region, или сокращенно LegCo. Сначала в его состав входили только представители британских органов управления Гонконгом. Позже допустили и представителей китайского населения Гонконга.

Количество китайских представителей постепенно увеличивалось. Чаще всего, их выбирали непрямым голосованием по спискам налогоплательщики Гонконга. Так китайское большинство населения города получало все больше мест в избираемой части власти города, число избирателей в целом росло, а пропорция между избираемой и назначаемой частью органов власти неуклонно сдвигалась в сторону выборной власти. В 1991 году здесь были введены прямые выборы и обещано появление всеобщего избирательного права в 2007 году. Эти события привели к росту количества политических партий и политической активности населения.

Параллельно отсутствие «несгораемого минимума» социальных благ, гарантированных правительством, воспитывали в гонконгцах личную активность. В 1970-х Гонконг пережил «золотую эру» социального развития, когда госрасходы на соцсферу увеличились в восемь раз (было введено бесплатное среднее образование, государство начало строить социальное жилье и бороться с коррупцией). Однако этот период не привел к перемене ценностей: осознание личной ответственности за свою жизнь не было вытеснено иждивенческим мировоззрением.

Это качество гонконгцев оценил даже Ли Куан Ю, хотя для своей страны выбрал противоположный путь: «Люди в Гонконге полагались не на правительство, а на себя и на свои семьи. Они были трудолюбивы, пытались добиться успеха в бизнесе, – будь то уличная торговля, изготовление сувениров или посредническая деятельность. Я отметил для себя все преимущества существования весьма скромной системы социального обеспечения, а то и полного ее отсутствия. Это заставляло людей Гонконга стремиться добиться успеха. Между ними и колониальным правительством не существовало никакого «общественного договора».

Тот же принцип позитивного невмешательства практиковался властью Гонконга и в вопросе регулирования экономики. Государство вмешивалось в текущий ход вещей только вынужденно, при необходимости решить возникшую проблему. Например, так случилось в 1982 году, когда провал китайско-британских переговоров о будущем Гонконга вызвали панику среди населения и падение гонконгского доллара на фондовом рынке. Чтобы восстановить обменный курс правительство привязало гонконгский доллар к доллару США.

Политика реактивного вмешательства государства раскачала развитие частного бизнеса и инициативность жителей Гонконга во всех сферах. А демократические ценности инсталлировались в сознание вчерашних китайцев и стали их собственными убеждениями, за которые они продолжают бороться и после возвращения в состав КНР.

Страна директивного благополучия

Успех Сингапура, напротив, зиждется на государственной интервенции. Из колониального периода сингапурцы вышли нетронутые демократическими ценностями, поэтому принять такой стиль управления им было просто. Единственным оформленным желанием прокоммунистического населения после Второй мировой войны было обретение независимости от Великобритании. Что и произошло в 1963 году, сначала в контексте Малайзии, а спустя два года в виде независимого государства.

В основу политики правящей партии Сингапура (Партия народного действия) во главе с Ли Куан Ю были положены такие принципы:

• отказ от базовых гражданских и политических прав (отсутствие свободы слова и собраний),
• меритократия, оправдывающая необходимость господства элиты над невежественными массами,
• государственный патернализм над гражданским обществом и экономикой,
• акцент на социальной политике (субсидирование образования, здравоохранения, жилищного строительства).

И пока Гонконг боролся за выживание, воспитывая в жителях чувство личной ответственности, Сингапур пребывал в некоем коллективном бездействии, потому что единственное, что от него требовалось – благоговеть перед вождем, у которого для послушных детей припасены плюшки.

Спустя годы Ли Куан Ю оценивал последствия своей политики так: «Жители Сингапура не могли тягаться с жителями Гонконга в уровне мотивации и стремлении добиться успеха. Если жители Гонконга терпели в чем-то неудачу, они винили в ней только себя или неудачное стечение обстоятельств, собирались с силами и снова пробовали, надеясь, что на этот раз им повезет. У жителей Сингапура было иное отношение к жизни и правительству – подобным тревогам и волнениям они предпочитали стабильную работу и свободу.

Если жители Сингапура терпели в чем-то неудачу, они обвиняли в этом правительство, ибо считали, что улучшение их жизни является его обязанностью. Они считали, что правительство обязано было не только гарантировать справедливые и одинаковые для всех правила игры, но и должно было, по ее окончанию, наградить призами даже тех участников, чьи результаты были не слишком хороши».

Еще одна важная особенность проекта Ли Куан Ю – ставка на иностранный капитал. Привлеченные низкими налогами, прозрачной правовой системой, инновационной инфраструктурой, минимальным уровнем преступности и коррупции, иностранные компании хлынули на остров.

Бессменно правящая партия построила экономику, в которой государственные предприятия и иностранные компании имеют первостепенное значение, с незначительным влиянием крупных частных предприятий и невыгодными условиями для ведения малого бизнеса.

Итоги такой политики нельзя оценить иначе как успешные. Экономика Сингапура – одна из самых открытых и свободных от коррупции экономик в мире. В стране поддерживаются стабильные цены, а ВВП на душу населения – один из самых высоких (6-е место в рейтинге МВФ – $ 52.887 тыс.). Инфляция и безработица практически на нуле.

Впрочем, будущее благополучие обеих стран у части аналитиков вызывает вопросы. Сегодня Сингапур столкнулся с кризисом на рынке труда, вызванным отсутствием профессионалов, способных проявлять инициативу и развивать творческие отрасли. Сингапурцы без проблем примерили на себя предложенную лидером систему наказаний и поощрений, как и все китайцы, они прекрасные исполнители, но созидать без инструкции они не научены.

В Гонконге же сомнения вызывает объективная неспособность нации противостоять власти социалистической родины. После возвращения в состав КНР Гонконг формально не потерял своей независимости, как экономической, так и политической. До 2047 года материковый Китай строит с островом отношения по принципу «Одна страна – две системы». Однако фактически, политическое влияние Китая на Гонконг становится все более навязчивым, несмотря на сопротивление местного населения. Сохраняя верхние позиции в рейтингах экономической эффективности и роста ВВП, Гонконг страдает от политической поляризации общества и теряет «пункты» в рейтингах, оценивающих гражданские свободы.

Ирина Горбач