Окно возможностей Реджепа Эрдогана

Начальник генштаба стал заложником путчистов. Была осуществлена неудачная попытка покушения на президента в его летней резиденции на берегу Эгейского моря. Целями атак стали также парламент и штаб-квартира разведки MIT. Войска заблокировали часть дорог в обеих столицах и атаковали офисы правящей партии. Быстрое подавление переворота стало возможным, главным образом, благодаря тому, что большая часть военных осталась верна правительству или же они ожидали развития событий. А также благодаря протестам граждан, вышедших на улицы Стамбула.

Мятеж был настолько плохо организован, что сразу стали появляться конспирологические версии о том, что он был инсценирован самим Эрдоганом.

Версия инсценированного мятежа хорошо укладывается в широко распространенные в Турции конспирологические представления, однако подтверждения она не нашла.

Зато можно утверждать, что Эрдоган своими действиями, в частности анонсированными на начало августа чистками среди военных, слухами об очередной волне арестов и увольнений в структурах прокуратуры и других органах, спровоцировал армию на преждевременное и неподготовленное выступление.

Анализ риторики ближайших сторонников Реджепа Эрдогана свидетельствует, что неудачный мятеж среди окружения президента Турции часто сравнивается с успешным военным переворотом, осуществленным египетской армией под командованием нынешнего президента Абдул Фатаха ас-Сиси против законного правительства исламиста Мухаммеда Мурси.

Считается, что успех переворота маршала ас-Сиси во многом определила внешняя поддержка египетских военных и предварительное согласие ключевых западных и арабских игроков касательно судьбы Мурси.

Возможно, именно такое видение ситуации окажет определяющее влияние на дальнейшие шаги Эрдогана на внутренней и внешней арене. Гюлен, исламский деятель и лидер разветвленной финансовой и образовательной империи, названный вдохновителем заговора, в таком случае выступает лишь как инструмент внешнего воздействия.

В риторике эрдогановских пропагандистов основная вина за мятеж возлагается на условный Запад. Соответственно, поиск новой внутриполитической конструкции, которая обезопасила бы режим от внешнего вмешательства, является приоритетом.

Представление об инспирированном Западом мятеже весьма популярны на Ближнем Востоке. В соседнем Иране, отношения с которым Турции на фоне сирийской войны никак не назовешь безоблачными, один из высокопоставленных чиновников вполне комплиментарно для Эрдогана сравнил этот мятеж с событиями 1953 г. в Тегеране, когда было свергнуто правительство Мохаммада Мосаддыка: “Этот мятеж был сотворен иностранными руками. Мы прошли через то же самое в прошлом. Эрдоган смотрит в будущее, чтобы играть более активную роль в регионе, поэтому они хотят его свергнуть”.

Иранский политический истеблишмент, видимо, быстрее всех откликнулся на мятеж и предложил помощь правительству Турции, в частности разведывательной информацией.

А президент Рухани буквально спустя пару часов после начала событий заявил о полной поддержке законного правительства, несмотря на то, что обе страны на сирийских фронтах порой воюют друг с другом руками своих клиентел.

В некотором смысле Турция всего за несколько дней стала более ближневосточной страной, в которой чаще стали оперировать существенными для региона представлениями и концепциями.

В Турции социология никогда не показывала особую популярность членства в НАТО или трансатлантических связей. Единственной заметной группой, признававшей их ценность и отстаивавшей на государственном уровне необходимость их поддержки, были военные. Офицерский состав обучался в США и Великобритании. Армия построена по стандартам НАТО. Она в значительной степени зависит от поставок вооружений и комплектующих.

Турецкие вооруженные силы также неоднократно принимали участие в совместных военных операциях НАТО. Но именно военные как корпорация и каста больше всего пострадают от репрессий. Планируемый масштаб чисток в армии можно представить по сообщениям государственного информационного агентства Анадолу о том, что 70% офицеров принадлежат к гюленовскому движению и потому должны быть по крайней мере уволены. За скобками остается вопрос, как такие фундаментальные репрессии повлияют на боеспособность армии, по крайней мере израильские аналитики прогнозируют снижение боевого потенциала.

Важно другое: после неудачного мятежа армия не просто лишается своей привычной внутриполитической роли гаранта светскости, но и перестает быть надежным лоббистом трансатлантических связей, поскольку окажется институционально слабой.

На фоне кризиса доверия и ценностного разрыва с Западом, отягощенного расправой с подлинными и мнимыми путчистами, утрата заинтересованного местного партнера, каким была армия, делает членство в НАТО более зависимым от политических капризов президента и политического класса и со временем может оказаться под вопросом.

Однако такое видение ситуации никак не противоречит интенсивной коммуникации с ключевыми партнерами в Вашингтоне и Брюсселе. Повестка дня для Эрдогана в дву- и многосторонних отношениях не изменилась.

Ключевыми для турецкой политики являются насущные проблемы, связанные с кровавым кризисом в Сирии. Турция — ключевой партнер США в войне с терроризмом, но у Эрдогана — своя повестка дня.

Президент Турции использует мятеж, чтобы не просто в очередной раз поднять вопрос о создании беспилотной зоны на севере Сирии, о поддержке американцами курдских повстанцев в пограничных районах и беженцах, за принятие которых требует от Евросоюза заметного увеличения финансовой помощи.

Эрдоган резко повышает ставки в торгах, неофициально угрожая закрыть или ограничить использование военной базы Инджирлик или же открыть двери в Европу для сирийских беженцев. (О напряжение в отношениях свидетельствует тот факт, что, по данным телеканала NBC News, с 20 июля база Инджирлик, где хранятся ядерные боеприпасы, до сих пор находится на резервном питании, поскольку отключена от энергоснабжения, даже несмотря на вмешательство президента Обамы.)

К этому уже привычному перечню добавилось требование к Западу закрыть глаза на расправу с политическими оппонентами и выдать Гюлена.

Пока непонятно, по каким именно пунктам из этого списка президент готов уступить и не услышим ли мы в ближайшее время новые требования от Анкары.

Российское направление в турецкой внешней политике в этом смысле дает только расширение поля для маневра и, возможно, даже шантажа западных партнеров, но не дает возможности решить насущные внешнеполитические задачи. Россия, кроме всего прочего, — комфортный партнер, который не вмешивается во внутренние дела и даже поддерживает репрессивные меры, с ней удобно говорить на одном языке, на фоне закрытия газет и массовых арестов.

Тем более что летчик, сбивший российский самолет, уже провозглашен агентом Гюлена, Запада и участником мятежа. В этом смысле Эрдоган может пойти на символические шаги навстречу Путину, задекларировав восстановление партнерства, но отношения между государствами не вернутся к докризисному уровню.

Тем более что Кремль, очевидно, не пойдет на сворачивание поддержки своей клиентелы в Сирии. Эрдоган спешит. Окно возможностей для того, чтобы переформатировать под себя политическое поле и добиться уступок от внешнеполитических партнеров, не так уж и долго будет оставаться открытым, и ему надо успеть выжать максимум из статуса пострадавшего победителя.

В этой пост-мятежной спешке создается фактически новая Турция, представление о которой, очевидно, давно сложилось у президента и его окружения.

Охота за сторонниками Гюлена поражает масштабами западную публику, но не так много, как кажется, говорит о будущем: в недавней истории Турции были и более масштабные чистки.

В ближайшее время образ идеальной Турции, сложившийся в сознании ее лидера, пройдет испытания сопротивлением, и сопротивление это постепенно будет расти. Раскручивая репрессии, Эрдоган закладывает новые линии раскола в турецком обществе, которое, по крайней мере на первый взгляд, консолидировалось против мятежа.

Коалиция самых разных социальных групп, поддержавших 15 июля формулу “лучше плохая демократия, чем военный мятеж”, стремительно распадается.

Дисфункция вследствие массовых репрессий многих государственных и общественных институтов скажется буквально спустя несколько месяцев, и ее все труднее оправдывать подрывной деятельностью сторонников Гюлена.

Эрдоган рискует получить жесткое сопротивление от причудливой коалиции меньшинств, которые не увидят своего места в новой идеальной Турции Реджепа Тайипа Эрдогана. И его персональные риски в краткосрочной перспективе будут не меньшими, чем в ночь с 15 на 16 июля.

Сергей Данилов, Центр ближневосточных исследований